В тяжелые времена, которые поминутно обещают стать еще тяжелее, и то и дело становятся, многие переходят на темную сторону, вольно или невольно.

Иногда это задевает нас лично. Например, “информационная безопасность” и пропагандистский колпак тяжко опустился на целый ряд близких мне людей. А целый ряд бывших близких — и иным я многим обязан — занимается обслуживанием этой машины. Причем, по большей части, — в тяжелые времена это естественно — с чистым сердцем и сознанием правоты. Всем известно, кто эту машину создавал и проектировал. Как известно из истории, см. WWI и WWII, у истерии нередко бывают следствия.

И очень сложно удержаться от того, чтобы, особенно по случаю, не сказать, что ты об этом и этих думаешь. И я не раз говорил.

Я не уверен, что смогу удержаться в следующий раз, когда выпадет случай, но я обо всем сказанном жалею. Я сам человек грешный и не очень моральный. В этой машине, хотя и на периферии, тоже работал. Не уверен, что подобные слова имею право говорить.

Но это, в сущности, второй план. А первый — про близких, которые оказались под колпаком и не видят в этом ничего плохого. Патриотизм, национализм, tribalism (я бы перевел как ‘стадность’). То самое стадо существ, еще недавно бывших людьми, которых гонят на убой, — и известно, кто всё это придумал и осуществил, с теми или иными целями. Собственно, причина сильных эмоций. О, они‑то уже соскочили, они уже ни при чем, […].

Если попытаться освободиться от эмоций, то становится видно, что слишком легко оказаться на стороне безумцев.

Безумие искусственно моделируется / самовоспроизводится, причины создаются или имитируются и загружаются в темниках. Но нередко те, кто создает / имитирует, находят в своей деятельности высокий смысл.

Если посмотреть на систему в целом, то каждая ее часть функционирует по естественным причинам. Гитлер, например, верил в мировой еврейский заговор против великой Германии. И был в своем безумии не одинок.

Ср. мировой заговор против России.

Культуру создает diversity и complexity, из которых, рано или поздно, получается некоторая structuredness. Иногда структурируется что-то не то и не так. Иногда очевидное безумие — совершенно никому и ни с какой точки зрения не выгодное — становится очень популярным.

Вроде бы, обслуживание системной антикультурной (культуры) машины — нечто очевидно неправильное. А если мы верим в то, что конечные цели благи и прекрасны? Например, во время войны работаем в цензурном комитете, подавляем вражеские пропагандистские голоса? Или, в 96‑м, помогаем системе промухлевать в правильную сторону?

Мотивация примерно такова, даже если человек задумывается о том, что и зачем он делает. А ведь многие не имеют повода.

Например, те, кто пришел работать на НТВ после погрома. “Была какая-то история, всё очень неоднозначно” (что было сущей правдой, à propos). Среда становится настолько кислотной, что автоматически разъедает любое неподготовленное де/эволюцией существо. Но в этой среде уже выросло поколение. Для них то, что мне лично кажется безумием, — нечто вполне нормальное и естественное. Мировой заговор против России потому что у нас самая великая и прекрасная духовность. Вокруг враги на нас напало НАТО см. переворот в Украине: потому что хотят создать плацдарм для наступления. Мы люди маленькие не можем судить, а у них правильная информация.

(Хотелось бы пожать плечами / развести руками, но ведь всё это не сидит на месте. Продолжение будет обязательно.)

Как мы докатились до этого, можно ли выйти и куда, и как сделать так, чтобы это не повторилось, — вопросы, которые имеют значение. Остальное — эмоции от бессилия на эти вопросы найти ответ. Всё это слишком естественно. Не  было бы этих, были бы другие. Только сочетание условий — причина того, что кто-то не на той стороне и не вляпался по уши.

И то, что прочие не остановили, тоже естественно.

Можно потратить много времени, пытаясь ответить на вопрос — кто более свят, но, по-хорошему, мы тут все в […]. И я не вижу большого смысла говорить об этом что‑то еще. О сказанном, повторю, жалею.

Но я бы никогда не понял, что это сожаление может быть оправданным, если бы не сказал.

И, может быть, совершенно невозможно понять, почему вляпываться в племенное безумие плохо, пока не вляпался по уши. Не увидев обезумевший зоопарк, орущий “слава нашему зоопарку”.

Хороший повод с этим что-то наконец сделать.